Порог 4-Э класса я переступила в начале первого урока. В расписании напротив него стояло 4 буквы — ТРИЗ. Я тихонько присела на «галерке», собираясь достать и подготовить диктофон… Скажу сразу, что про диктофон я сразу забыла: очень уж захватило то, что происходило на уроке.

4-Э класс вместе со Светланой Ивановной Гин решал и обсуждал практическую задачу. Дано: на пожарных щитах обязательно прикрепляют (крепят) ведро. Как уберечь его от кражи, если щит всегда должен быть открытым и никаких цепей и замков на ведре быть не должно?

Пока ваш корреспондент старательно рассуждала про возможность проделать в ведре ма-алюсенькую дырочку (или поставить на щит электронный замок, который будет открываться только тогда, когда сработает пожарная сигнализация), дети быстро нашли реальное решение. «Нужно ведро сделать в форме конуса, тогда оно никому в хозяйстве не понадобится», — авторитетно заявил серьезный мальчик в очках, и несколько человек из класса откликнулись: «Саша прав!»

Затем четвероклассники решили несколько более сложных задач. Что меня поразило — никто, ни один человек не стеснялся высказывать свои предложения и не обижался, если учительница или другие дети его критиковали. Порой даже возникало ощущение, что я нахожусь в шумной аудитории какого-нибудь высшего учебного заведения. На перемене дети собрались вокруг компьютера, включили музыку и что-то рассматривали на экране. Рядом двое мальчишек возились с закапризничавшим ксероксом, пробуя переснять несколько газетных статей.

Следующий урок — математика — проходил в более традиционной форме. Но и тут нашлось место для интересных числовых ребусов и проблемных вопросов. Вспотев от усердия решить хитрые задачки хотя бы не поздней четвероклассников, к своему стыду поняла: таблицу умножения они знают лучше меня. Не говоря уже о проверочной работе: как часто говорит один мой знакомый: «Бейте меня дубиной 20 минут — и то я такого не смогу!». Наконец урок закончился (причем, дети, как мне показалось, не были уставшие). Руководитель 4-Э класса, учитель начальных классов, а теперь — учитель математики Светлана Ивановна Гин и воспитатель «экспериментальных» школьников (она же учитель русского языка и литературы, рисования) Елена Николаевна Леоненко остались в аудитории, чтобы ответить на мои вопросы.

— Уважаемые Светлана Ивановна и Елена Николаевна! Первый мой вопрос не будет оригинальным: что было толчком, импульсом, который вдохновил вас на создание экспериментального класса? Какие идеи, мысли можно считать начальным этапом этого проекта?

С.И. Гин:

Я работаю в школе с 1989 года, за это время окончила аспирантуру при Академии последипломного образования. Начинала работу по развитию творческого мышления с того, что преподавала школьникам факультативный курс «Развитие творческого воображения». Сначала только в двух классах, затем этот предмет ввели в одиннадцати начальных классах. Как мне кажется, дети были довольны. Но один урок — это только «отдушина»: не очень он поможет, если вся школа ориентирована на стандарт. И однажды я подумала:
а что если для детей создать полностью такое развивающее, творческое окружение? Так родилась идея экспериментального тризовского класса. Я считаю, что в современных условиях учить школьников только набору знаний — очень мало. И это не только мое мнение, а, по сути, и идея проходящей образовательной реформы. Мы стремимся дать детям универсальные инструменты даже для решения нерешенных задач.

— Проводился ли какой-нибудь конкурсный отбор в экспериментальный класс?

С.И. Гин:

Прежде, чем набрать класс, было четыре встречи с родителями. Первая со всеми родителями будущих первоклассников, вторая — с теми, кто решил отдать своих детей именно в наш класс — таких набралось 40 человек. Потом проходило собеседование. Его целью было не разделение детей, условно, на «хороших» и «плохих», а оценка их творческого потенциала, подготовленность и способность к активной работе в режиме диалога. Учитывались еще и мотивы родителей. Иногда мы стояли перед выбором: или не очень «сильный» ребенок, родители которого, тем не менее, заинтересованы, чтобы он у нас учился, или очень способный ребенок и родители, которые сомневаются, стоит ли отдавать его в экспериментальный класс. В таких случаях мы выбирали «по родителям», потому что поддержка семьи очень важна для работы учителя, особенно в педагогическом эксперименте. Так мы отобрали 20 будущих учеников, но нельзя сказать, что это были исключительно самые способные дети… Так что «стартовые условия» у нас были одинаковые с другими классами параллели.

— С чего вы начинали свою работу? Насколько экспериментальный класс отличался от обычного?

Е.Н. Леоненко:

Хочу сказать, что начало было нелегким. Но уже в 2000 году мы получили в Министерстве образования статус республиканской экспериментальной площадки. Первый год родители постоянно посещали наши занятия: некоторые особенности обучения были непривычными.

«Соседскому сыну-первокласснику задали письменное домашнее задание, а моему — нет. Почему?» — такие вопросы часто звучали на родительских собраниях. Подготовительный и первый класс мы вообще учились без домашних заданий, ведь самое главное — не отбить у детей интерес к учебе. Четверо родителей так и не согласились с нашим подходом и забрали своих детей из класса.

С.И. Гин:

Они решили, что в классе не хватает дисциплины. Дело в том, что мы не хотели сковывать двигательную и, как следствие, интеллектуальную активность детей строгими правилами поведения. Посади ребенка неподвижно — «задеревенеют» и мысли. Нашим ученикам можно было высказывать свои мысли и эмоции на уроке.

Е.Н. Леоненко:

Когда дети перешли в первый класс, мы с родителями прямо в классе построили спорткомплекс с турниками и канатами.

Прежде всего, мы это сделали с оздоровительной целью, чтобы дети могли больше двигаться. К тому же спорткомплекс помогал школьникам, особенно мальчикам, «сливать» излишки энергии, как физической, так и эмоциональной. Может быть, поэтому конфликтных ситуаций в нашем классе было меньше, чем в параллельных.

С.И. Гин:

Маленький комментарий. Некоторые учителя недоумевали: «Неужели необходим такой свободный диалог детей и учителя? Почему нельзя спокойно поднять руку, спросить или предложить что-нибудь?» И мне всегда хотелось ответить: «А почему нельзя было Архимеду не выскочить с криком: «Эврика!», а спокойно одеться и пойти готовить доклад для ученых коллег?» Если мы решаем задачи, требующие творческого озарения, самый важный момент — это и есть понимание: «Эврика, я решил!». И это всегда должно быть связано с эмоциональным всплеском — только в таких условиях дети сохраняют интерес и творческое отношение к учебе и после школы.

— Какие образовательные и воспитательные цели вы ставили перед собой и насколько их удалось реализовать, на ваш взгляд?

С.И. Гин:

В образовательном плане, кроме успешного усвоения школьной программы, мы стремились развить творческое воображение, поисковую активность, гибкость и критичность мышления, умение решать нестандартные задачи — изобретательские, исследовательские, прогнозные, находить различные варианты решения проблемы. Эти цели достигаются при помощи специальных упражнений, использования в учебной деятельности элементов ТРИЗ, метода «мозгового штурма» и др.

Что касается воспитательных моментов, мы фиксировали внимание на том, чтобы сформировать познавательный интерес, подчеркнуть ценность каждого человека, возможность существования различных взглядов на одну и ту же проблему, научить терпимости и в то же время сомнению при столкновении с необычным, нетиповым взглядом на проблему.

Однако основная наша воспитательная цель — сформировать навыки саморегуляции и самоконтроля. Необходимо, чтобы у учеников возник «внутренний цензор» и чтобы именно он, а не страх перед наказанием, регулировал дисциплину и поведение школьников.

Е.Н. Леоненко:

В нашем обществе нередко внешняя, формальная культура подменяет внутреннюю. Мать требует: «Вася, скажи спасибо». Вася сказал — значит, он вежливый. Однако без матери эту вежливость как рукой снимает. То же самое бывает в школе: учитель за порог — и дисциплины как не бывало. От такого формального подхода мы отказались. Мы сняли шоры и позволили детям вести себя так, как они умеют. Поэтому вначале с дисциплиной были проблемы. Однако они были ясно видны, понимаете? И мы знали, откуда они идут, чего не хватает нашим воспитанникам. Зато сейчас мы в них уверены.

С.И. Гин:

Основной принцип нашей работы со школьниками — взаимная ответственность. Мы отучили их бояться признавать свои ошибки. Для них контрольная работа — не стресс, а «градусник», который показывает, все ли в порядке с учебой или нужно «подтянуться».

Показательный пример: однажды во втором классе, когда дети писали контрольную работу по таблице умножения, мне необходимо было на некоторое время покинуть аудиторию. Как известно, таблица умножения есть в конце каждой тетради. Однако потом, при проверке, я нашла ошибки и поняла, что мои ученики не списывали. Этими ошибками я гордилась, как высокими достижениями!

Не менее, чем внутреннюю дисциплину, важно воспитывать уверенность в собственных силах, умение ставить цели и достигать их. Например, вчера дети получили листки «Моя учебная цель на эту четверть», где они должны написать, каких результатов хотят достичь и что для этого планируют делать.

— И насколько серьезно дети относятся к такой форме самоконтроля?

С.И. Гин:

Одно из основных правил нашей классной жизни — регулярный самоанализ и коллективный «разбор полетов». В начале четверти мы ставим учебные цели, а в конце — анализируем, что получилось. Мы объясняем детям, что умение ставить цели — очень важная черта характера и непременное условие будущего успеха. Каждый человек — хозяин своей судьбы, и за свои поступки он отвечает сам. Понимание этого — возможно, самое важное, что наши дети должны вынести из школы…

— Планируете ли вы продолжить эксперимент в средних и старших классах?

С.И. Гин:

Уже сейчас мы продолжаем эксперимент в среднем звене. Что касается старшей школы, пока трудно сказать. Я специализируюсь на работе с младшими школьниками, и моя методика тоже рассчитана на этот возраст. Несомненно, что этот класс и дальше будет осваивать теорию решения изобретательских задач, но говорить о введении элементов ТРИЗ в другие учебные предметы пока рано.

— Кто поддерживает ваш эксперимент, сотрудничает с вами? Имеется ли взгляд со стороны, объективная оценка специалистов?

С.И. Гин:

Самая важная поддержка эксперимента — это понимание и помощь родителей, вместе с ними мы построили спорткомплекс, приобрели видеомагнитофон, компьютер, принтер, ксерокс, чтобы наши дети овладевали современными средствами работы с информацией.

Еще нужно сказать «Спасибо» администрации школы за то, что нам идут навстречу, разрешили, хотя не без трудностей, безотметочное обучение. Вообще, нашей школе не привыкать к экспериментам: она славится собственными предметными олимпиадами, спортивными достижениями.

Понятно, что эксперимент поддерживают районный и городской отделы образования, белорусская ассоциация ТРИЗ. За нашей работой наблюдают специалисты Гомельского филиала Республиканского
научно-исследовательского института радиационной медицины и городского психологического центра. Мониторинг эксперимента позволил получить очень интересные результаты.

Когда на прощание я спросила у ребят, что можно написать про экспериментальный класс, предложения посыпались, как из мешка. И про поездку в Артек на 7-й международный конкурс. И про экскурсию в Минский театр юного зрителя. И про неделю проектов. И про оформление школьного информационного стенда с новостями науки и техники. И про альбом «Друзья класса». И про то, какие интересные задания дает Светлана Ивановна и как порой трудно дождаться конца каникул, чтобы побыстрее пойти в школу…

Я смотрела на них и вспоминала результаты российского эксперимента: все 22 выпускника экспериментального класса петрозаводской гимназии поступили в престижные вузы. Гомельский эксперимент еще далек от завершения, но уже сейчас три ученика в классе заняли призовые места в районе на математической олимпиаде «Кенгуру», у четырех человек — дипломы за состязания по русскому языку «Русский медвежонок».

Безусловно, как и все новое, эксперимент невозможно (да и не нужно!) воспринимать только в розовом цвете, без критики. Это признают и сами педагоги. Но главное, как мне кажется, я увидела. Это живые заинтересованные глаза детей, которым действительно нравится их дело, нравится работать на уроке и решать свои — пока что учебные — но! изобретательские задачи.