Волею обстоятельств я работаю учителем информатики в сельской поселковой школе, неподалеку от маленького сибирского городка, где проживаю очень давно, знаю многих и многое. Здесь выросли, выучились и ушли в большую жизнь и мои ученики, и мои собственные дети.

Если бы я не прожила эту историю сама, то почувствовала бы ее иначе. Многое открылось мне именно в маленькой сельской школе.

Итак, перейдём к сути дела. В июле 2014 года увольняется директор поселковой школы, она же учитель математики (отработала в этой школе директором 20 лет), и со своей семьей уезжает навсегда жить в южные районы России. Новый назначенный директор находит замену на должность учителя математики, и, по сути, учительский коллектив к 1сентября готов.

Несколько слов о классе, в котором бывшая директор преподавала математику 4 года: 5, 6, 7 и 8 классы. Класс разношерстный, сборный, сложный и в психологическом, и в социальном плане. В нем постоянно что-то случается, кто-то опаздывает, домашние задания практически никем не выполняются, никогда и ни по какому предмету. Дисциплина просто отсутствует, повод для похода в школу  — веселое общение, уроки  — форма проведения такого общения. Восемнадцать учеников уже не первый год без руля и ветрил.

Новая учительница математики выдержала только две недели в сентябре и написала заявление об уходе. Есть в школе еще один математик  — у нее 30 часов в неделю, но от этого класса она отказалась в категорической форме.

Этих разбойников я обучала информатике в 7 и 8 классах и знаю про них практически все. После трехдневной осады в кабинете директора я поняла, что мне придется взять этот 9 класс и вести у них математику. Сельская школа  — не то место, где секрет или интрига может храниться хотя бы полдня.

Почему я их взяла? Себе я могу назвать две истинные причины:

1. Конечно, амбиции. Да неужели я не справлюсь с ними и не смогу подготовить к экзамену?
2. Мне было их искренне жаль. Ну кто, если не я? Пропадут ведь.

Наши первые уроки

Это было похоже на встречу двух противников. Каждая сторона присматривается к другой, время от времени совершает провокации, не открывая в полном объеме свои возможности и степень вооруженности.

Письменная срезовая работа показала уровень остаточных знаний в классе: 16 двоек, 2 тройки. На уроках шум, как на барахолке, вызов к доске для решения задачи или примера вызывает в классе искреннее недоумение. Пять минут урока отдаю под честный разговор с великовозрастными детьми, жду полной тишины и заявляю свою позицию:

1. Уроки под шум и разговоры вести не буду.
2. Делать вид, что все хорошо, и в классе порядок  — я тоже не буду.
3. Я не знаю, какие меры буду предпринимать, но я их найду, и они будут адекватны и вам не понравятся.

Класс слегка притих. Особо неудержимых и бестактных мгновенно вызываю к доске на любое задание. Класс не знает практически ничего: ни процентов, ни формул сокращенного умножения, ни признаков равенства треугольников, текстовые задачи вызывают шок. Хорошо понимаю, почему в ГИА по математике самое первое задание проверяет умение вычислять:

В сентябре из восемнадцати учеников без калькулятора вычислить значение этого выражения смогли только двое. С того злополучного дня и до сегодняшнего на перемене перед уроком математики все смартфоны, айфоны и прочие фоны складываются в большую коробку на столе учителя.

Пробить стену незнания глубиной в четыре года (5, 6, 7 и 8 классы), полностью, конечно, не удалось. В классе есть четыре ученика, чьи знания невозможно реанимировать  — их просто нет. Не первый месяц их родители предпринимают отчаянные попытки найти репетиторов. Есть 8-10 учеников, сдвинувшихся с «мертвой» точки, т.е. начавших вникать в предмет. Они стараются, задают вопросы, просятся идти решать к доске, чтобы разобраться. Я очень поддерживаю их старания, но им очень трудно. Для серьёзного изменения дел в лучшую сторону надо заниматься с ними после уроков по 2-3 часа каждый день, что физически невозможно. Подобная работа ведется учителем в его личное время. Про оплату мы здесь даже не говорим.

Прошло полгода

Прошло полгода после нашей первой встречи на уроке математики. Вот теперь на уроке я вижу (если честно, не всегда) осмысленные, понимающие лица. На математике теперь не бывает галдежа, шума, пустой болтовни. Если только начинается какое-то отвлечение по пустякам, я встаю и 10 секунд молча смотрю на класс. Затихают сразу.

Что было до этого

В конце сентября я не знала, что предпринять. Расписаться в собственном бессилии и бросить их, как сделали до меня, я не могла. И тогда у меня возникла идея. 5 октября, в День Учителя, по доброй старой традиции, все учителя отдают свои уроки дублерам (дублеры  — это ученики 8, 9, 10, 11 классов). Сами учителя, как правило, пьют чай в учительской или сидят (что крайне редко) у дублера на уроке. У меня дублеров не бывает, все уроки я веду сама. Это мой принцип, и дети это знают.

Итак, перед Днем Учителя мы договорились с Лидией Алексеевной, учителем русского языка и литературы, заранее подготовиться и классно провалить все уроки, где дублеры  — ученики 9 класса: географию, физику, литературу и английский язык. Так мы и поступили.

День Учителя

На каждый урок мы входили с опозданием, с булочкой, с кусочком торта, со стаканом чаю. Говорили, что мы опоздали, что в столовой много народу, что мы хотим учиться, но тетрадок и учебников сегодня нет, потому что мы долго болели. Потом мы садились за последнюю парту, громко ели и пили, разговаривали, обсуждали учителя и хохотали. Ученик-дублер не знал, как себя вести, давал нам тетрадки, просил не шуметь, обещал выгнать из класса. Мы объясняли, что учитель не имеет права выгонять ученика из класса, должен нас воспитывать, потому что мы очень хотим учиться. Дальше мы делали самолетики, запускали их по классу. Если самолетик плохо летал, мы просили у соседей-учеников жвачку, лепили ее к носу самолетика. Было весело! Уроки срывались один за другим! Народ нам аплодировал, и учитель-дублер в прямом смысле слова хватался за голову. Так прошло четыре разных урока. Мы сорвали их так умело, ярко, организованно и весело, что дети спрашивали нас: а в какой класс и на какой урок вы пойдете теперь?

А теперь была математика в 9 классе. Я вошла очень спокойно, все самолетики и рогатки неспешно убрала на окно. А потом, стоя в красивой белой блузке, сказала обычным голосом: «Здравствуйте, садитесь! Начинаем урок математики». Вот они передо мной: те, у кого мы сорвали четыре урока и те, которые сидели на этих же уроках, видели всё, снимали происходящее на телефоны и удивлялись происходящему. Сидят, как завороженные кролики; тишина стоит такая, что осеннюю муху на окне слышно. Урок прошел как никогда хорошо и достаточно результативно. На концерт после уроков я не пошла: не было сил.

Шок — это по-нашему

Этого шока им хватило на неделю. Через два дня кто-то вслух, извинившись, спросил: «Скажите, пожалуйста, а часто Вы так делаете на День Учителя?». Я улыбнулась и ответила: «Впервые за 32 года. Но мне понравилось». Это был первый переломный момент.

Второй переломный момент наступил в ноябре. Прозвенел звонок. Кто-то выясняет отношения без контроля эмоций и лексики, опоздавшие гурьбой стоят у двери, еще двое выясняют, кто и где сидел вчера. И этот поток всеобщей дури просто сносит меня на обочину. Я не знаю, как их угомонить. Решение приходит само собой. Я беру свой учительский стул, ставлю его перед классной доской, встаю на стул и спокойно, свысока смотрю на происходящее. Через десять секунд раздается крик: «Алё, рты закройте! Совсем очумели, учитель-то уже здесь!». Замолкли мгновенно, быстро заняли свои места, затихли. Очень спокойно слезаю со стула (как будто только этим и занимаюсь) и говорю: «Ну вот, а теперь, чтобы жизнь мёдом не казалась, самостоятельная работа на 18 вариантов». И полная тишина.

Вместо резюме

Итоги подводить рано. Впереди  — государственный экзамен по математике. Думаю, что четыре двойки будут точно  — этого не избежать. Если говорить о материальной стороне дела, я больше потеряла, чем нашла. Огромное количество времени уходит на разработку 18 вариантов самостоятельной или контрольной работы, время на дополнительные занятия  — это все непросто.

Поражает другое: именно холодное равнодушие учителей, а порой целых коллективов учителей позволяет доводить классы до подобного состояния. Ведь случается такое не в одной школе, не враз, и не по одному предмету  — практически по всем. Учителя это видят, знают и не хотят нарушать свой тщательно оберегаемый то ли имидж, то ли мундир, то ли покой.

Я не думаю, что история с этим классом  — единичный случай. Намного страшнее то, что это типичный случай, почти норма: учить детей формально, без совести, не болея за дело душой, не отвечая ни за что. По сути, это мы доводим детей до состояния, откуда возврата практически нет. Кто-то думает иначе?