Статья написана в соавторстве с Ингридой Мурашковской

Мы привыкли к тому, что Достойная Цель приносит пользу всем или многим людям. А бороться за ее осуществление приходится против сравнительно небольшой группы людей, осуществляющих «политику» в этой области. Жизнь и деятельность Василия Яковлевича Ерошенко расширяют наше понимание Достойной Цели и творческих задач. В его случае дело обстоит как раз наоборот: Ерошенко боролся за поднятие качества жизни сравнительно небольшой группы людей. И боролся против всех.

Представьте себе, что вы встретились со слепым человеком, закончившим какой-нибудь «сложный» институт. Какое чувство у вас возникает? Конечно, восхищение. Вспомните повесть В. Г. Короленко «Слепой музыкант». Герой — не музыкальный гений, он просто очень хороший музыкант. Но мы восхищены и поражены. А ведь обычным выпускником вуза или музыкантом мы не восхищаемся. Волей-неволей мы предъявляем слепым пониженные требования, делаем им скидку на слепоту. То есть неявно, но отказываем им в полноценности. Даже если мы и осознаем, что этого делать не следует. К сожалению, и слепые сами очень часто соглашаются со своей неполноценностью.

Итак, у Василия Ерошенко была Цель (хотя он ее и не формулировал так четко): доказать, что слепой человек абсолютно ни в чем не уступает зрячему. Заставить понять это слепых и, что еще важнее, зрячих и бороться, фактически, против всех нас, против той «жалости», которую у нас почти не отнимешь. Способ, который он для этого выбрал, был самым надежным: правильная педагогика, подкрепленная личным примером. Ибо сам Василий Яковлевич с четырехлетнего возраста был слеп.

Для достижения Цели Ерошенко поставил перед собой ряд последовательных подцелей. Поскольку задача перед ним стояла всемирная, — так он ее понимал, — то следовало познакомиться с педагогикой для слепых во всех странах. Для этого надо путешествовать. А, следовательно, знать языки. Для пропаганды результатов надо уметь писать. Значит, нужно образование. И так далее. Впрочем, все это было потом. А своей первой цели — победы над слепотой — Ерошенко начал добиваться с четырех лет.

Точно неизвестно, были ли у Ерошенко долгосрочные программы. Но примерные планы по каждому направлению были.

В семилетнем возрасте он составляет для себя план обучения музыке. Сперва — приходящий учитель игры на скрипке. Затем он сам учится играть на фортепиано. Потом — учеба в Москве в школе для слепых. Когда Ерошенко узнает о существовании в Англии Академии музыки для слепых, он вносит в план и это — и добивается поездки.

План получения общего образования: та же школа в Москве, специальный колледж в Англии (одновременно с учебой в Академии), список стран, в которых он планирует посещать университеты. Об уровне среды, с которого ему нужно было подниматься, можно судить по письму его отца. Адрес был такой: «Китай, Пекинъ. Пекинский универстетет. Прохвесору Испиранта Василию Ерошенку». С этого уровня Ерошенко поднялся до высшего образования в целом ряде знаний, и профессором Эсперанто он действительно был не только в Пекинском, но и в Токийском университете. Если план посещения университетов нарушался, то упущенное пополнялось при любом удобном случае. Так, будучи в гостях у немецких эсперантистов, он посещал вольнослушателем Геттингенский университет, таким же образом слушал лекции в Сорбонне.

Планы поездок. Ерошенко объездил полмира — и это в сложнейшей международной обстановке начала XX века. Планам поездок сопутствуют планы изучения иностранных языков. Перед первой заграничной поездкой Ерошенко никак не может найти учителя английского. Тогда он находит обходной путь — изучает язык эсперанто. Предупрежденные о его приезде английские эсперантисты помогают ему устроиться и обучают английскому.

Один из самых сложных и детально разработанных планов — это план реформы образования слепых в Бирме. Это был личный план — больше рассчитывать было не на кого (да и не рассчитывал Ерошенко ни на кого другого всю жизнь). Аналогичный план был составлен для организации школы слепых в Туркмении.

Характерно, что практически все планы Ерошенко (кроме тех, которым помешала смерть) были выполнены. Не в исходном виде, — обстановка диктовала коррекции, подчас принципиальные — но выполнены.

Работоспособность у Ерошенко с детства была потрясающей. В этом смысле он буквально подчинял себе других людей.

В семилетнем возрасте он уговорил учителя приезжать к нему из другой деревни каждый день и учить его игре на скрипке. Одновременно он убедил мать, и та, собрав последние деньги (семья Ерошенко была обычной крестьянской семьей украинских переселенцев в России), купила старое разбитое пианино. Играть на нем Ерошенко учился сам.

Характерен в этом смысле его распорядок дня в Лондоне в период, предшествующий началу учебы. В десять утра (в момент открытия) Ерошенко уже в Британском музее, в отделе литературы, напечатанной шрифтом Брайля (шрифт для слепых). В два часа — обед, прогулка по ближайшим букинистическим магазинам и снова работа в библиотеке музея до закрытия — до семи. Вечером, дома — музыка (гитара и балалайка) и литература (первые попытки писать). Отклонение от этого распорядка допускается только по воскресеньям: Ерошенко посещает «Коммунистический клуб» — клуб русских политэмигрантов.

Для работы используется любой «клочок» времени. Вернувшись на несколько дней в родную деревню, Ерошенко не тратит время на беседы с односельчанами (единственный образованный в селе, да еще и за границей побывал!), а принимается за изучение японского языка — уже была запланирована поездка в Японию.

Те, кто изучал иностранные языки, могут себе представить, какой работоспособностью надо обладать, чтобы за две недели изучить тайский язык настолько, чтобы записывать с голоса тайский фольклор. Изучить по учебнику, написанному по-английски. То же самое было и перед работой в Туркмении. Первые уроки в туркменской школе Ерошенко вел уже по-туркменски.

В школе для слепых в Бирме, где он одновременно был и директором, и учителем-универсалом, он успевал еще и записывать бирманский фольклор. Но особенно его работоспособность проявилась в литературе. Первые рассказы на японском языке он написал за несколько ночей (днем — лекции в Токийском университете). Так же ночами были написаны и рассказы на китайском языке (дни были заняты лекциями в Пекинском университете).

Пять лет, проведенные в Москве (в тридцатые годы), были заполнены до последней секунды. За это время Ерошенко перевел на японский язык ряд произведений К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. К тому же последний год был посвящен подготовке к организации школы слепых в Туркмении.

Уже будучи тяжело больным (рак), Ерошенко продолжал писать, приводить в порядок свои работы по педагогике. Последний рассказ был написан за три дня до смерти. Работа не прекращалась даже во время приступов.

Невозможно в полной мере осознать проблемы, возникающие перед слепым человеком. Для нас это могут быть вообще не задачи, а для слепого — задачи высокого творческого уровня. Вот, например, в годы учебы в Москве Ерошенко задумал познакомиться с классической русской литературой. Казалось бы, что в этом сложного? Но обычные книги читать он не мог, а книг из русской классики, напечатанных шрифтом Брайля, просто не было. Да и режим в школе не позволял отвлекаться. К тому же по вечерам приходилось подрабатывать в оркестре одного из московских ресторанов. Ерошенко находит выход. Вместе с товарищем они нанимают безработного старого актера, и тот по утрам в течение двух часов читает им вслух. Представьте себе тяжелую атмосферу дореволюционной «благодетельной» школы для слепых детей бедняков, и вы поймете, что такой ход был сильным и необычным.

Или такая ситуация: как достать деньги в чужой стране? И зрячий легко бы впал в отчаяние. Ерошенко использует ресурсы — ту сенсацию, которую вызывает само его появление. В Японии, в Бирме он читает лекции о России, играет на балалайке русские и украинские песни — и находит деньги на первое время. А затем начиналась работа.

Было и то, что мы привыкли называть творческими задачами. Как в Китае в условиях жесточайшей цензуры написать о целях и задачах революционного движения в России? Ерошенко снова использует ресурсы — китайские традиционные аллегории. В его рассказах, написанных в Китае (на китайском и эсперанто) появляются типичные для китайской литературы образы: остров Счастья, море Вечной любви и т. п. На первый взгляд это типовые литподелки. Но расстановка этих аллегорий необычна. Она о многом говорила образованному китайцу. Революция есть — и революции нет, она растворена в аллегориях.

А как передать пейзаж, внешний вид описываемых объектов? Ведь Ерошенко не собирался ограничиваться слепыми читателями. Он писал для всех. А зрячим обязательно нужен цвет. Сам Ерошенко признавался, что с детства запомнил только цвет неба. И он применяет прием «вред в пользу». В одном из рассказов, например, он сразу предупреждает читателя, что автор слеп, а затем использует только те цвета, которые связаны литературными штампами с определенными понятиями: «...все цветы там грязно-серого цвета, словно покрытые пеплом или свинцом». Или использует принцип посредника, вводя вместо цвета... запах.

А вот пример удивительно красивого решения педагогической задачи. В поисках учеников для туркменской школы (это он тоже делал сам), Ерошенко наткнулся на слепого сироту по имени Дурды. Удивительно, как вообще выжил этот малыш. Все, что он знал в свои шесть лет, — это голод и непрерывные избиения за попрошайничество. Он был свято убежден, что все люди — звери, и что сам он в этом мире никому не нужен. Ерошенко привез его в школу, накормил, напоил. Педагогические нормы советуют в таких случаях несколько лет постепенно завоевывать доверие. Но Ерошенко не мог ждать и дня. Он повел Дурды в горы (кстати, Ерошенко был неплохим альпинистом-любителем). Вдвоем они зашли на одну из вершин, и Ерошенко попросил малыша крикнуть свое имя. «Я — Дурды!» — крикнул тот. И эхо несколько раз повторило его имя. «Вот видишь, — сказал Василий Яковлевич, — даже здесь, в горах тебя все знают и любят...»

Дурды Питкулаев много лет после смерти Ерошенко был директором той самой школы в Туркмении.

В путешествиях также приходилось решать задачи. Что делать во время пурги в чукотской тундре, если собаки оторвались от нарт и убежали? (И на Чукотке Ерошенко пытался организовать школу для слепых и ездил по тундре один, собирая учеников). Выдвигало свои задачи и его искреннее, убежденное отношение к революционному движению. За распространение сведений о русской революции в Индии английские колониальные власти выслали его под арестом на корабле. Как убежать с военного корабля? В этом случае Ерошенко снова обращает вред в пользу: ведь у слепого прищурены глаза! С помощью друзей Ерошенко красит лицо желтым гримом, цепляет косичку, одевается в одежду китайского кули (грузчика) и, взвалив на спину мешок, в ближайшем порту спокойно сходит с корабля.

Может показаться, что все это — просто авантюры. Но ведь это — путь к Цели! Чтобы быть на одном уровне со зрячими, слепой должен их превзойти.

Чего-чего, а ударов Ерошенко получал предостаточно.

Первый удар был от религии. Он ослеп, когда зимой во время болезни бабушка, втайне от неверующих родителей, понесла его крестить. Религия не оставляла его в покое и потом. Токийская православная церковь препятствовала ему читать лекции в Японии (под названием «Русские народные песни» шел рассказ о революционном движении в России). В Туркмении и на Чукотке религиозные родители не пускали детей в его школу.

С самого начала шли типовые удары внешних обстоятельств. Образование — палочная педагогика в московской школе: Ерошенко и его товарищей наказали розгами за то, что они не «почувствовали», что с ними говорит князь. На это он отвечает самообразованием. Отсутствие денег: приехав в Японию, Ерошенко получил письмо из дома, в котором отец сообщал о невозможности высылать деньги. Ответ — лекции о России, затем самостоятельные педагогические заработки.

В Сиаме (сейчас Таиланд) Ерошенко представил правительству план образования слепых детей. Все усилия он брал на себя и предлагал работать бесплатно, но наткнулся на стену равнодушия. Из-за демократичных методов работы (он, например, запрещал бить детей) его выгнали из школы в Бирме. В Индии английские власти отказали ему в визе на выезд. Вторая поездка в Японию закончилась тем, что Ерошенко как члена Социалистической лиги Японии и делегата ее второго съезда разъяренная толпа жестоко избила. Его отволокли по лестнице и по земле в полицию, а там, решив, что он притворяется слепым, принялись разрывать веки. Из камеры-одиночки его перевели на корабль, не дав даже собрать вещи, и выгнали из Японии. Его рукописи при этом остались в полиции и не найдены до сих пор.

Очень тяжелым ударом для Ерошенко была невозможность вернуться на родину. Он предпринимал попытки вернуться в Россию из Сиама, из Индии, из Китая. Из Японии ему удалось, наконец, вырваться во Владивосток. Но город был во власти белой армии, и после нескольких месяцев скитаний Ерошенко был вынужден пешком уйти в Китай.

Множество трудностей выпадало Ерошенко при наборе детей в школы.

Как уже говорилось, он собирал их сам. Именно поэтому он поехал в далекое чукотское стойбище: там жил слепой мальчик. Собаки, испугавшись сильнейшего бурана, оторвались от нарт и убежали, а в буран гибнут от холода даже опытные люди. Что делать в таких условиях, когда реальной становится возможность погибнуть, и это в самый разгар работы? Ерошенко опять использовал ресурсы. Он сел на нарты, выпрямившись и развернувшись лицом к ветру. Через несколько минут его покрыла толстая снежная «шуба», оставалось только проделать палкой дырку для дыхания. А когда буран стих, вернулись собаки…

Условия жизни Ерошенко даже в самые лучшие периоды его жизни были отнюдь не райскими. В его московской комнате можно было достать руками одновременно до обеих стен. И в эту комнатку он ухитрился еще наставить стеллажи с книгами (брайлевские книги занимают большой объем — их печатают на картоне). Но неудобств Ерошенко просто не замечал. Зато приходилось замечать другое.

Когда его выгнали из школы в Туркмении (которую он сам же организовал по просьбе правительства Туркмении), он уехал, оставив огромную коллекцию ценных брайлевских книг, журналов и своих рукописей по педагогике. Вернувшись через некоторое время, он обнаружил, что все просто уничтожено.

В 1924 году в Японии был напечатан второй сборник рассказов Ерошенко, и весь тираж уже ждал отправки в торговлю. Но началось страшное землетрясение, и все книги погибли. Ни одного экземпляра так и не было найдено.

Василий Ерошенко и Фукуока Сэйити

Постепенно подрывалось здоровье. В Сиаме он жил в ужасных условиях: в период дождей надежно укрыться было негде — и от постоянных простуд он оглох на одно ухо. Уже на родине он снова почувствовал себя плохо и обратился к одному из московских врачей. Тот, решив, что перед ним малограмотный крестьянин, громко сказал ассистенту диагноз по-латыни: канцер (рак).

И еще одно. В Японии Ерошенко полюбил журналистку. Однако она не захотела связывать свою жизнь со слепым. С тех пор Ерошенко всю жизнь избегал близких знакомств с женщинами.

Удары продолжались и после смерти. За три дня до конца Ерошенко закончил последний рассказ. «Теперь я спокоен, — сказал он племяннице, — тут плоды моих раздумий. А теперь можно и умереть — отдохнуть от долгих трудов...» Этот рассказ он попросил отправить знакомым в Москву, чтобы те опубликовали его. Но бандероль затерялась на почте...

Свой архив Ерошенко завещал Всесоюзному обществу слепых. Там были его произведения, разработки по педагогике слепых, ценные брайлевские книги. Архив весил около трех тонн. Чиновник, принимавший архив, решил, что Ерошенко — просто какой-то чудак. И сжег все рукописи и книги.

И все же, несмотря на потери, результаты деятельности Ерошенко огромны. Три сборника новелл и рассказов на японском языке. Сейчас писатель Эро-сан (под этим именем Ерошенко знают в Японии) — классик японской литературы, его сказки входят в обязательный курс младших классов японской школы. В Китае известен писатель и драматург Айросяньке. Записи сиамского и бирманского фольклора сделаны впервые в мире. Сохранились газеты с его статьями на английском, немецком и эсперанто. Слепые дети Туркмении до сих пор обучаются по его азбуке — он разработал брайлевский шрифт для туркменского языка (для чукотского — не закончил).

К сожалению, не удалось восстановить уникальную методику обучения иностранным языкам, которую разработал Ерошенко, — беспризорные слепые дети, которых он учил в Подмосковье сразу после войны, за год свободно говорили на английском и японском языках.

Не смогли восстановить и методику обучения слепых независимости движений. Сам Ерошенко ходил без палки даже в незнакомых городах. То, что он слеп, можно было различить только вблизи.

Но главный след остался в сердцах слепых. До сих пор сотни его учеников в десятках стран мира считают Ерошенко не только учителем, но и человеком, который вернул их к жизни. Его имя и биография известны слепым во всем мире. «В учениках я нашел свое продолжение, — говорил Ерошенко, — и это дает мне ощущение счастья».

«Человек чувствует себя полноценным только тогда, когда он трудится», — в этих словах Ерошенко, сказанных одному из его учеников, — вся его жизнь.